Ознакомительная версия. Доступно 22 страниц из 107
Жизнь «вне дома» изменилась куда заметнее. Хотя Мэтт и считает, что этот период его жизни был едва ли более травматичный, чем у сверстников, проблемы все же были. Да, он занимался спортом и встречался с девушками, но при этом именно тогда он побрился налысо, стал прогуливать школу и проводить время с плохой компанией. Он начал принимать легкие наркотики – марихуану и галлюциногенные грибы – и носить спортивные костюмы UMBRO. Первые попытки удержаться на работе закончились неудачно: в десять лет Мэтт зарабатывал карманные деньги, работая подносчиком для богатых охотников на фазанов; он получал по 50 пенсов за каждого принесенного фазана, причем частенько ему приходилось сворачивать шеи птицам, которых пули только ранили. В тринадцать лет он устроился разносчиком газет, но в первую же неделю работы его сбила машина. Выздоровев, он вышел на работу, и его тут же укусила за руку собака; после этого он уволился и пошел по криминальным окраинам.
Ходили слухи, что он участвовал в пьяных драках (хотя в основном в качестве наблюдателя). На чердаке маминого дома он стал выращивать марихуану. Раньше он избегал набережной, но теперь стал тусоваться там со своими новыми суровыми приятелями – нарывался на драки, пил пиво, играл в футбол (Мэтт был хорошим защитником) и в целом нарывался на неприятности. По понедельникам и вторникам он шнырял по Клубу одиноких родителей в Винтерборне, остальное время бродил возле зала игровых автоматов, пил сидр и пытался закадрить девчонок, которые, впрочем, всегда уходили с ребятами на «Фордах Капри». В зал игровых автоматов он приходил исключительно в резиновых тапках. Шаркая ими по улице, он накапливал на себе статику, чтобы потом передать ее на 10-центовую монетку. Слот-машина всегда выдает 1,5 фунта в качестве джек-пота, если к отверстию для ключей поднести наэлектризованной металлический предмет.
Один вечер запомнился Мэтту надолго: вместе с несколькими друзьями он пробрался в открытый бассейн после закрытия, и они стали прыгать в него с вышки, а потом их осветил прожектор полицейского вертолета, и они получили официальные взыскания. В школе, когда Мэтт все-таки туда приходил, он стал спорить с учителями, постоянно ставя под сомнение их полномочия или насмешливо комментируя их слова, а еще он все время опаздывал. В шестнадцать лет на выпускном вечере Мэтту вручили специальный трофей за наибольшее количество опозданий: их у него набралось 365.
Как и наркодилеры из зала игровых автоматов, которых когда-то презирал, Мэтт Беллами превращался в типичного тинмутского проблемного ребенка: пока что все ограничивалось обычными подростковыми шалостями, но если бы все так продолжилось и дальше, через несколько лет он тоже купил бы свой первый «Форд Капри» и навеки угодил в тесные сети прибрежной преступности. Он становился, как бы отметили сейчас социальные службы, типичным непутевым подростком.
На самом же деле Мэтт Беллами просто переживал переворот в жизни и искал ответы. Ему нужно было знать, кто он такой, почему его жизнь так резко изменилась и какие причины – в этом мире или в другом – могли вызвать столь неожиданные потрясения. В школе он поступил в театральный кружок, записавшись на курсы импровизационной драмы – возможно, он увидел в этом возможность выразить посредством выдуманных персонажей раздражение и эмоции, с которыми не мог справиться сам. Дома он умолял мать наконец реализовать весь свой потенциал как медиума – может быть, он верил, что духи смогут объяснить, что не так с его жизнью, или поделятся мудростью, которая позволит ему идти вперед, и когда сеансы с доской, вызывающей духов, прекратились, Мэтт разочаровался в оккультизме. Он пришел к выводу, что доска – это не средство связи с мертвыми, а просто инструмент, с помощью которого пользователь устанавливает контакт с элементами своего подсознания, что планшеткой управляет часть тебя самого, с которой ты боялся общаться, и ты получаешь сообщения из подавленных уголков разума. Этот вывод открыл для подростка Беллами целый мир вопросов и возможностей, он вдруг стал одержим попытками понять Вселенную, окружавшую его: силы, сознательные и бессознательные, которые влияют на нас; тайные объяснения сверхъестественной активности, суеверий и мира, который мы принимаем как должное.
В противоположность прежним верованиям о мире духов, он решил обратиться к науке, чтобы та помогла объяснить происходящее во Вселенной. Он одну за другой глотал научные книги – о Солнечной системе, теориях о происхождении Вселенной и возможном существовании инопланетной жизни, первых зачатках теории струн. Он без разбора впитывал в себя и безумные теории, и новейшие научные прорывы, заполняя пустоты и связывая их между собой с помощью логики, которую выдумал сам. То был исследовательский подход к миру, потребность заглянуть под поверхность вещей, и эта характерная черта останется с ним навсегда.
Тогда же произошло и, возможно, самое значительное событие в его жизни: чтобы наилучшим образом выразить свои проблемы, он обратился к музыке. В четырнадцать лет Мэтт Беллами впервые взял в руки гитару.
Первая его гитара принадлежала брату – копия Fender Stratocaster от фирмы Marlin, которая оказалась для него слишком большой, так что он ножовкой отпилил большие куски от деки и грифа[17]. Быстро отказавшись от этого изувеченного инструмента в пользу акустической гитары с нейлоновыми струнами, он настроил ее на аккорд ми-минор и сидел вечерами, играя под пластинки Роберта Джонсона. По иронии судьбы, первой его «работой» в качестве гитариста стал призыв мертвых.
Мэтт узнал, что три его подруги увлекаются колдовством, и, поскольку одна из этих подруг ему нравилась, он решил стать для них волшебником грифа. Ночью он ходил вместе с этим трио по домам, лесам и кладбищам «с привидениями», смотрел, как они раскладывают свои зелья и книги заклинаний и играл страшноватые, пугающие гитарные риффы, пока они творили свои заклинания и призывали демонов. Мэтт рассказывал, что не видел никаких мертвецов и не встречался с привидениями в этих экспедициях – по крайней мере, ничего такого же «не от мира сего», как он привык в работе со спиритической доской, но если это и было шагом назад с теологической точки зрения, то вот для Мэтта-музыканта это стало огромным прыжком в нужном направлении. Его интерес к классическим произведениям Шопена, Рахманинова и Берлиоза становился все сильнее, и Мэтт решил, что однажды обязательно станет играть в джаз-группе или оркестре, но эта цель быстро оказалась нереалистичной, когда он понял, что не очень хорошо умеет читать ноты. А потом, в пятнадцать лет, он увидел видео 1967 года, на котором Джими Хендрикс сжигает гитару на концерте в Монтерее, и решил, что станет рок-музыкантом. Альбом Siamese Dream убедил его, что в тяжелом роке тоже бывают интересные структуры и необычные аранжировки, но Хендрикс вдохновил его гораздо больше. Увидев горящую гитару, Мэтт Беллами понял, что его музыка должна быть о хаосе.
И как раз вовремя. В начале 1990-х в Тинмуте, оторванном от большой британской музыкальной индустрии, стала развиваться своя рок-тусовка. Ее расцвету во многом помогали легкие наркотики, которых было здесь столько, что даже полупрофессиональная фанк-группа могла бы хорошенько удолбаться. Здесь развилась собственная процветающая музыкальная сцена. Она, конечно, состояла в основном из полупрофессиональных фанк-групп и прогрессивных коллективов в стиле Pink Floyd, но тем не менее то был настоящий взрыв – собирались группы, сочинялись новые песни, нарастало чувство возбуждения – чувство, что в Тинмуте зарождается нечто особенное.
Ознакомительная версия. Доступно 22 страниц из 107
